Ни одна русская могила не будет уничтожена

Как выживает русский некрополь в Сен-Женевьев-де-Буа.

Что ждет знаменитое Русское кладбище в парижском предместье Сен-Женевьев-де-Буа? Станет ли отказ мэрии ныне заштатного городишки, в ведении которого находится некрополь, принять «русские деньги» причиной исчезновения памятника? Казалось бы, официальное заявление мэрии должно было поставить точку. Однако вопросы остались. Ведь, как стало известно «Культуре», именно в эти дни, под шумок скандала вокруг Сен-Женевьев, под каток пущены русские могилы на другом русском захоронении под Парижем.

Самый большой русский некрополь.

Стандартная солидная каменная стела с сопроводительным текстом перед входом на кладбище – как страж. Такие установлены у всех исторических памятников во Франции — это вселяет уверенность в завтрашнем дне русского Некрополя. С 1927 года он был местом паломничества не только русских туристов. Здесь, как в открытой книге, читаются судьбы сотен русских фамилий, вплетенных в историю Франции. Их не вычеркнуть и не забыть. Они продолжают жить в потомках, гражданах Франции, их подвиги, изобретения, вклад в искусство неоценим. И во Франции об этом помнят.

Шум, поднятый публикацией во французской прессе о том, что мэрия Сен-Женевьев-де-Буа отказалась принять ежегодный перевод от России, заставил вздрогнуть многих. Ставит ли это под угрозу захоронения знаменитых русских, среди которых весь цвет белой эмиграции, включая Ивана Бунина, Андрея Тарковского, Надежду Тэфи, Зинаиду Серебрякову, генералов и офицеров Белого движения и многих-многих других известнейших деятелей мировой культуры, героев войны и Сопротивления, за многими из которых стоят истории невероятного героизма и самопожертвования во имя французского государства? Неужели Франция позволит их уничтожить?

За сохранность могил отвечает французское государство в лице мэрии Сен-Женевьев-де-Буа. А все ассоциации, так или иначе причастные к работам по сохранению надгробий, а их несколько, должны получать разрешение в мэрии на какую бы то ни было деятельность. Россотрудничество осуществляет патронат мемориала. Но решения все равно остаются за мэрией.

Надежду на сохранение русского некрополя вселяет его статус исторического памятника. Лишить подобный объект этого статуса достаточно сложно. Даже полуразрушенные могилы трогать не имеют права. Хотя не совсем понятно, какая участь ждет могилы, не сохранившие никакой идентичности, — упавшие кресты на сиротливом холмике, поросшем сорняком. Говорят, Россотрудничество готовило сметы по восстановлению захоронений, ведь их списки, всех без исключения, есть, однако теперь это вопрос открытый. И, по мнению некоторых членов семей, не пожелавших быть названными, не исключено, что концессии на эти могилы могут быть перепроданы.

«Уже почти сто лет город Сен-Женевьев-де-Буа заботится о сохранении этого важного как для нашего города, так и для России исторического и культурного наследия, — говорится в коммюнике мэрии городка. — За последние годы были сделаны серьезные вложения в обустройство общественных территорий — посажены деревья, приведен в порядок газон и аллеи. Однако что касается содержания самих могил, то оно, как и на всех кладбищах Франции, находится в ведении исключительно концессионеров и правообладателей». Тем не менее местные власти ясно дают понять, что город продолжит «делать все для сохранения этого важного международного наследия, которое насчитывает более 5200 русских захоронений». В мэрии «настоятельно подчеркивают, что ни одна русская могила не будет уничтожена». И в заключение: «Война никогда не будет предлогом для посягательства на долг памяти и уважение к умершим».

Как поясняет обелиск у входа, это самый большой русский некрополь в мире, а захоронения его «исключительны» по своей культурной и исторической ценности. А еще, что «даже деревья здесь напоминают о России». Это правда. Русскую часть городского погоста, что называется в миру Cimetiere des liers, легко узнать — там, в отличие от совершенно голых обычных участков по соседству, ветви деревьев почти закрывают небо. Даже сейчас, зимой. Старые ели, ровесницы первых захоронений, торжественно возносятся ввысь, живописно окаймляя голубые маковки, тут и там венчающие русские могилы. И на фоне — прекрасный, почти из любой точки кладбища виднеющийся купол русской церкви Успения Богородицы, построенной в 1938–1939 годах по проекту Альберта Бенуа в древненовгородском стиле.

Балерины, таксисты, воины.

Корни огромных берез взламывают плиты, а плющ закрыл одно надгробие, другое. Прямо из могилы вырос куст лещины, продев сквозь деревянный крест свои уже окрепшие прутья. Кусты молочая сиротливо покрывают безымянный холм. Лежащий на могиле подгнивший деревянный крест порос мхом. Такое нездешнее лицо в сестринском белом платке, как в раме, с выглядывающим случайно краем фамильного медальона. Совсем детское, имени нет — табличка исчезла. На других с трудом можно разобрать «донской казак, донская казачка, сестра милосердия Клавдия Георгиевна Прилуцкая-Чернобровкина»… И деревянные кресты, кресты. С шапочками или без, простые, восьмиконечные, уравнявшие в правах и княгинь, и солдат, и священников. Яти даже на захоронениях 1950–1960-х годов. Настоящий музей. Здесь все — члены императорского дома, писатели, художники, все, кого потеряла Советская Россия. Вот тенор Парижской оперы, надпись на его мраморном обелиске блестит свежей позолотой, а недалеко у княгини Козловской покосился деревянный крест. Вот половина креста, едва читается «Капнистъ». На надгробии некогда блистательной балерины Веры Трефиловой, скончавшейся в 1943 году, расколотый на три каменные части крест — лежит, изогнувшись лебедем, словно в память о партии солистки Мариинского Императорского театра в балете Чайковского. Состояние могил в сочетании с невероятными, утраченными по большей части фамилиями, придает особый драматический лад всему, что видишь вокруг. Это похоже на симфонию — имена звучат причудливо и потусторонне, как древний текст, проявляясь и исчезая, сливаясь с неистовым щебетом птиц и монотонными напевами мусульман где-то за оградой. Время никого не щадит. Вот и кладбище, когда-то раскинувшееся в окружении полей, сейчас со всех сторон обступили бедняцкие ашелемы (HLM, habitation a loyer modéré), блочные многоквартирные дома. И эмигранты — совсем иные.

А внутри высокой ограды — тишина и покой. Толстые, Рябушинские, Рейнбот-Резвые, Римские-Корсаковы, Долгоруковы, Вяземские, Горчаковы, Долгоруковы, Лобанов-Ростовский, Проскудины-Горские, Сытины, Струве, Витте, Гагарины, Стравинские, Бенуа, Столыпины, Шереметевы, Голицыны, Воронцовы-Дашковы, Мусины-Пушкины и многие-многие-многие. Книга, бесконечная книга памяти ушедшей России.

Не все могилы в плачевном состоянии. На многих Лобанов-Ростовский новые таблички, где-то свежая позолота. Видимо, поступавшие с 2007 года деньги из России пошли-таки на благое дело. Лучше всего выглядят «военные» участки — казаки, генералы, кадеты, офицеры. Еще один удивительный раздел русской истории в «книге памяти» Сен-Женевьев-де-Буа — русская воинская слава. С ней связаны и удивительные памятники. Например, Галлиполийский мемориал, организованный на средства ветеранов. Памятник ценен тем, что поставлен как реплика выстраданного мемориала в турецком Галлиполи, сооруженного в тяжелейшие для русской армии в изгнании 1920-е годы. Тот памятник русским воинам на созданном генералом Кутеповым русском военном кладбище в Галлиполи не сохранился. Он был демонтирован еще в 1949 году. Но французский монумент протягивает живую нить памяти между сегодняшними трагическими днями, памятью Белого движения и подвигом русских солдат, погибавших от голода, болезней и холода на турецком берегу. В 1920 году почти 150 тысяч русских на 126 кораблях покинули Россию. И большую их часть составили воины Русской Армии генерала Врангеля. Самый многочисленный 1-й армейский корпус под командованием генерала Кутепова сошел на берег в районе турецкого городка Галлиполи. Власти Турции предоставили русским военным полуразвалившиеся бараки. В тяжелейших условиях люди умирали от холода и голода. Так возникло русское военное кладбище и впоследствии памятник, собранный по камню всеми участниками образовавшейся и организованной генералом Кутеповым коммуны — 24 тысячи камней.

«О жди ж меня, дитя, до новой, лучшей встречи. Мама». Такая эпитафия высечена на надгробии юной балерины Тамары Семенниковой, трагически ушедшей в 22 года. Среди русской эмиграции было немало танцовщиц, артистов оперы, актеров, украсивших своим искусством парижскую сцену. Почему-то самой ухоженной выглядит могила русского танцовщика Сержа Лифаря, звезды «Русских сезонов» Сергея Дягилева, главного хореографа Гранд Опера, в прошлом красного командира, приветствовавшего Гитлера. Черный мрамор, золотые буквы, а в нише с иконкой, традиционной для русского кладбища, — кем-то всунутый украинский флажок, видимо, потому что русский танцовщик Сергей Лифарь был родом из Киева. А внизу, на цоколе, выгравированы ордена, среди которых… Георгиевский крест.

Надгробие писателя Гайто Газданова — одно из самых примечательных. Парижский таксист (кстати, есть здесь и участок, посвященный русским эмигрантам-таксистам), участник Сопротивления, редактор подпольного журнала, литератор. Памятник работы Владимира Соскиева в виде раскинувшего крылья ангела поставлен при поддержке главного дирижера Мариинского театра Валерия Гергиева, земляка писателя, в 2001 году. В тот год Гергиев выступал с аншлагами в Париже. К слову, в нынешнем сезоне его тоже ждали в стенах Парижской оперы, даже ежегодный каталог с программой Гранд Опера включал гастроли Мариинского театра. С каким же разочарованием жаждущие увидеть маэстро прочли на последней странице, что русские артисты допущены все-таки не будут.

Русское кладбище кажется огромным, наверное, еще и оттого, что невозможно пройти мимо ни одной могилы. Имена и даты притягивают, рождают ассоциации, навевают размышления. На многих могилах — листки с оповещением о прекращении концессии в случае неухода за захоронениями с призывом к родственникам проявить интерес к могилам. Однако испуг от того, что эти «черные метки» могут стать предлогом для уничтожения русских захоронений, проходит, когда узнаешь, что раскладывают эти листки как раз члены ассоциаций — для привлечения внимания потомков. Но проблема в том, что у многих усопших нет потомков: или они слишком дальние, или вовсе не знают о своих далеких теперь уже предках. Это чудовищно затрудняет работу по восстановлению надгробий. В том числе принадлежащих таким невероятным женщинам, как Алла Дюмениль.

Русские на службе у Франции.

Глава ассоциации Memoire russe («Русская память») Сергей Дыбов приложил немало усилий для обновления надгробий русских военных и тех, кто увековечил их память. В этот непростой момент он продолжает работу по восстановлению памятника Анне Басиной-Дюмениль — уникальной русской женщине, создательнице женских авиационных частей сражающейся Франции в 1940-м году. Будучи майором французских ВВС, она была единственной женщиной, которая занимала столь высокий офицерский пост в то время. Именно под началом Аллы Дюмениль служила знаменитая чернокожая актриса и певица Жозефина Беккер. Дочь контр-адмирала и председателя Зарубежного Союза русских военных инвалидов в Париже, Алла создавала свой авиационный женский корпус по примеру советских авиачастей. Поддержка Жозефины Беккер помогла привлечь внимание к проекту, было создано несколько частей, в том числе обучено 13 женщин-пилотов. Сегодня могила Аллы Дюмениль заросла кустарником, надписи на надгробии не видно, деревянный крест вот-вот упадет. А проведению восстановительных работ мешает неожиданный факт. Алла была шесть раз замужем, и в данный момент сложно разобраться, кто наследник концессии. Без него мэрия не дает разрешения на работы. Между тем Сергей Дыбов подготовил проект и надеется на благополучный исход. Впрочем, для того чтобы получить разрешение на обновление доски на могиле матери Марии Скобцовой, ушло два года…

Истории русских женщин на войне — целый особый раздел Русского некрополя. Одна из них — Анна Воронко, по заказу которой был построен замечательный мемориал в память о погибших русских воинах, воевавших на полях Второй мировой войны. Ее сын отправился на фронт в составе французской армии и погиб в 1940 году. Уже после войны она начала искать его могилу. В результате были обнаружены около двух десятков русских воинов, останки которых Анна Воронко перевезла в Сен-Женевьев-де-Буа, где выкупила восемь участков. Именно она заказала строительство часовни Александру Бенуа, на ее деньги и был установлен этот знаменитый мемориал, у которого возлагал цветы Владимир Путин. По мнению Сергея Дыбова, Анна Воронко заслуживает внимания, хоть и не была лично героиней Сопротивления и не погибла на фронте. Анна умерла в 1971 году и была похоронена рядом с сыном. Его захоронение ей все-таки удалось найти. Сергей считает, что об Анне незаслуженно забыли, ее скромный труд померк перед громкой и заслуженной славой княгини Веры Оболенской, которая не похоронена фактически на территории мемориала, здесь находится лишь надгробная плита с ее именем. Героиня подполья, Вера была казнена фашистами в Берлине перед самым освобождением, в 1944-м, отказавшись сотрудничать с ними и выдать товарищей по подполью, а тело ее они уничтожили. Ее муж, князь Николай Оболенский, ставший впоследствии священником и настоятелем собора Святого Александра Невского в Париже, как и она, участник Сопротивления, похоронен в одной могиле с приемным сыном Максима Горького Алексеем Зиновьевым, тоже погибшим за освобождение Франции от фашизма. Рядом с плитой Веры Оболенской — скромное надгробие матери Марии Скобцовой, также замученной фашистами.

Среди выдающихся женщин, служивших Французской республике и похороненных на русском кладбище, есть еще одна невероятная героиня современной истории — Эльмисхан (Гали) Хагундокова. Наследница древнего дворянского черкесского рода терских казаков, дочь героя Русско-турецкой, Русско-японской и Первой мировой войн, удостоенного невероятного количества наград командира бригады знаменитой «Дикой» дивизии Константина Хагундокова. Гали унаследовала благородство и мужество отца. Участница двух мировых войн, заслуженный легионер 1-го класса, командор, бригадный генерал, великий офицер национального ордена Французской Республики «За заслуги», обладатель многочисленных правительственных наград: Крест войны 1939-1945, Крест великого мужества, Золотой крест Польской армии, Алая медаль Парижа, медали за Тунисскую и Итальянскую кампании. Все это она, утонченная черкешенка, прославившаяся уже в 1920-е годы как модель … Коко Шанель. Маленькое черное платье и жемчужное ожерелье, утонченность и изысканность — именно такие русские эмигрантки, выпускницы Смольного института благородных девиц, создали образ богемной красавицы, столь востребованный до сих пор в мире моды. Впоследствии графиня Ирэн де Люар с началом Второй мировой войны пожертвовала всем своим состоянием для создания передвижного госпиталя, бросалась в самую гущу фронта, спасла тысячи жизней на фронтах Испании, Франции, Италии и Северной Африки, где под началом американского генерала Кларка сражался ее сын Николай Баженов. «В ее солдатском ранце с самого начала лежал маршальский жезл», — сказал де Голль в момент присуждения Гали ордена Почетного легиона. Перечислять ее регалии можно долго. О заслугах этой великой женщины, удостоенной после смерти наивысших воинских почестей — никого ни до ни после нее не отпевали в Соборе Инвалидов, — красноречиво говорит склеп на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Это прекрасная часовня в русском стиле. Да, похороненной она хотела быть здесь, в фамильном склепе, который когда-то выкупила у семьи Орловых для своих родителей и единственного, рано погибшего сына.

Однако за шумом вокруг некрополя в Сен-Женевьев-де-Буа незамеченным осталось разрушение другого русского кладбища — в Морморанси. В эти дни там под каток пущено более двухсот захоронений. «Мы нашли 370 фамилий, среди которых около 30 генералов Русской армии, а еще Серж де Шассен, который способствовал выдвижению Ивана Бунина на Нобелевскую премию. Его могила уже уничтожена», — рассказал «Культуре» Сергей Дыбов.

Тем временем Memoire russe пытается спасти еще одно захоронение — в бургундском городке Имфи. Это небольшой некрополь — 70 могил русских офицеров-галлиполийцев. Когда-то они работали на расположенном там металлургическом заводе как рабочие — такая участь ждала во Франции практически всех русских белоэмигрантов. В задачу ассоциации входит отремонтировать надгробия и восстановить кресты. Будем надеяться, что препятствий не возникнет, и память о русских солдатах на французской земле будет жить.

Автор/ фото: Ксении Фокина. Газета «Культура»